Классика – не мой выбор. Это выбор человечества В проекте «Премия Дом 20-летия» в несколько этапов рассматривались здания, реализованные в России с 1991 по 2011 годы. В финале оказались в основном московские сооружения, решенные в модернистском ключе. Но победителем по результатам заключительного общественного голосования, согласно официальной версии оргкомитета Премии, стал образец современной классики. «Римский дом» – жилой дом во 2-ом Казачьем переулке» – был построен в 2005 году. Первый большой объект Михаила Филиппова уже тогда был оценен критикой как явление исключительное. «Это лучший дом в Москве за последние сто лет», – писал Рустам Рахматуллин в «Известиях» (30.09.2005). Событием международного масштаба, доказывающим, что классика способна возродиться, назвала его Лара Копылова («Интерьер + дизайн», 11, 2005). «Произошло чудо…», – соглашался Григорий Ревзин, собравший отзывы коллег в статье, опубликованной в журнале «Проект классика» (март, 2006) и в монографии «Михаил Филиппов: Архитектор-художник» (ОГИ, 2011). Многофункциональный жилой комплекс «Римский дом» во 2-м Казачьем переулке. Авторский коллектив: М. Филиппов (главный архитектор), М.Леонов, Т.Филиппова, А.Филиппов, О. Мранова, Е.Михайлова. Премия, полученная спустя 7 лет, свидетельствует о том, что мнения критиков прошли проверку временем. Эта победа напоминает и о таком феномене, как популярность хорошей классики на рынке недвижимости. Критики и аналитики не раз писали о том, что продается она быстрее и легче, чем все остальное, и дополнительные затраты на декоративные детали при строительстве довольно быстро себя окупают, если цена квартир не слишком превышает среднюю рыночную. Однако качественно работать в стиле, к которому не ослабевает народная любовь, сегодня способны лишь единицы. Михаил Филиппов, еще лет 30 назад сформулировавший свои принципы, – безусловно, один из таких мастеров. Встретившись с архитектором, мы поговорили о том, что было и остается для него самым важным в творчестве, и как он к этому пришел. – Михаил Анатольевич, однажды Вы сказали, что учились «самому правоверному модернизму и успешно работали в этой эстетике в первые годы после учебы». Напомните, пожалуйста, почему же в итоге вашем выбором стала классика? – Классика – не мой выбор. Классика – это выбор человечества. Это абсолютно объективная истина, засвидетельствованная памятниками архитектуры. Но самое важное, что это – система, наиболее созвучная природной геометрии нашего восприятия мира. В человеке заложено ощущение оси, наше зрение и способ передвигаться по земле подчинены крестообразной системе координат, нам нравятся устойчивые, соразмерные нам формы. А эстетика устойчивости это и есть ордер. Суть его в том, что даже в маленьком каблучке есть выносная часть и есть часть поддерживающая, они чередуются и в других элементах. Отсюда психологическое ощущение устойчивости. – Но ведь и модернизм оперирует крестообразной системой координат? – Это совсем другая эстетика. В ней все вещи делаются по одним и тем же принципам. Построить дом, нарисовать книжную полку и спроектировать компьютер можно, руководствуясь одной и той же простой модульной клеточкой. Она уравнивает небоскреб, плитку в туалете и упаковочную коробку. В этом я вижу больше дизайна, чем архитектуры. Это художественная система, которой как бы нет. Она отрицает принципы старой художественности – с ее уместностью, соразмерностью, пропорциями. Вид модернистского дома, его габариты обуславливаются в первую очередь функциями, различными нормами, намеком на некий, часто далекий от архитектуры, техногенный или бионический образ, нарисованный, как правило, в небрежной, эскизной манере. При проектировании классического здания и функция, и конструкция, и инженерные коммуникации определяются пропорциями его фасада. Эти пропорции подчинены строгим модульным соотношениям, где радиус колонны жестко связан с ее высотой и так далее. И главной задачей архитектора становится поиск правильных пропорций, потому что они – основное условие красоты. Римский дом. Боковой фасад – Красота – понятие объективное? – Красота – это странное такое, зыбкое, изгнанное из всех, включая научное искусствознание, областей понятие. Дискредитированное в современном мире всевозможными салонами и конкурсами красоты. Но для памятника архитектуры других критериев просто не существует. Из чего он построен, с чем связан, как понравился заказчику, как отвечает риэлтерским программам в конструктивном смысле, есть ли у него парковка – все это совершенно не важно, и даже то, из чего он сделан. Например, интерьеры Останкинского дворца – сплошное папье-маше, а сохранили их в наилучшем виде. Спасают и восстанавливают только красивые здания. В этом году празднуется столетний юбилей трехсотлетия династии Романовых. К 1913 году, когда отмечалось само трехсотлетие, Россия достигла наивысшей точки процветания в области искусств. И ее опыт, объединяющий древнерусскую и европейскую художественные культуры, был зафиксирован в первом корпусе памятников. А одним из первых декретов советской власти была охрана этих памятников! Большевики хотели узурпировать, но не разрушать красоту. Красоту архитектуры люди видят так же, как и красоту человеческую. Это все та же божественная математика, высшая объективная истина, которую мы знаем априори. На бессознательном уровне. И как не бывает двух одинаковых красивых лиц, так и не бывает двух одинаковых классических зданий. Пропорциональные сетки могут быть разными. Поэтому у архитектора должен работать внутренний механизм, позволяющий определить, какие из них красивы. «Римский дом». Презентационная графика. – Для того, чтобы этот механизм заработал, нужны какие-то особые условия, кроме архитектурного образования? – Есть еще два непременных условия. Во-первых – крепкое гуманитарное образование, знание памятников мировой художественной культуры. Во-вторых – личный художественный опыт. Чтобы создавать качественную классику, нужно уметь хорошо рисовать. Хорошо – в старом понимании слова. Как этому учат в Академии Художеств. Реалистично. Именно поэтому я учился на архитектора, но сначала стал художником. Я понял, что главное – не изучить элементы, не знать, как называются гусек, каблучок, архитрав и так далее, а уметь воспроизводить то, что нравится. А дальше уже можно фантазировать на любимые темы. Я рисовал старую Москву, Петербург, Венецию, а потом создавал по их мотивам свои фантазии. Мне хотелось смоделировать подобную городскую среду, понять, почему раньше все так красиво складывалось, а сейчас – не очень. Меня интересовал не какой-то один стиль в чистом виде, но город – как гармоничный комплекс разновременных сооружений. Я не знаю людей, которые любили бы только барокко или ампир. Михаил Филиппов. Московская фантазия. Бумага, акварель. 1987 Мы любим старые города за удивительные сочетания их архитектуры, создающие устойчивую, уютную среду, в которой, выбравшись из кошмарного безжизненного космоса модернистских районов, мы отдыхаем душой. Поэтому в белые ночи в Петербурге никто не гуляет по Купчино или по Гражданке – все едут в центр. Поэтому из Орехово-Борисово отправляются отдыхать в Венецию, хотя в Орехово-Борисово тоже много воды, и она не гниет, как в каналах. Людей интересует не столько историческая аутентичность или археология, сколько прогулочно-рекреационный характер старых городов. Как воссоздать такую же атмосферу? Этому была посвящена моя графическая фантазия «Стиль 2001 года», выигравшая в 1984 году конкурс японского журнала (J.A., Токио – Прим. ред.). Председатель жюри Альдо Росси сказал тогда, что я точнее всех ответил потребностям человечества. Когда пришло время, я приступил к воплощению тем, отработанных в графике и живописи, в архитектуре. Фрагмент графической трилогии «Стиль 2001 года». Вид квартала до реконструкции. «Стиль 2001 года». Первый этап реконструкции квартала. «Стиль 2001 года». Завершение реконструкции квартала. – Вы не стремитесь воссоздать определенный исторический стиль, не копируете памятники классицизма. Что же такое – классика Михаила Филиппова? Как она выразилась в «Римском доме», получившем такое важное звание как «Дом 20-летия»? – В отличие от большинства моих коллег я считаю, что абсолютно невозможно восстановить живую классику в виде ремейков. Я в этом убедился еще много лет назад, когда был в Лондоне, встречался со сторонником возрождения классической английской архитектуры Принцем Чарльзом, рассмотрел творчество Квинлана Терри и других приверженцев копийного классицизма. Я понял, что копирование – безжизненный, тупиковый путь. Надо делать современную архитектуру – развивать темы, заданные прошлыми веками, продолжать поиски в уже намеченных направлениях. В «Римском доме» как бы сплавляются в одно целое сооружения разных эпох. Перед глазами у меня был образец театра Марцелла в Риме, руины которого вобрало ренессансное палаццо. Это вообще очень интересная, давно волнующая меня тема. Театр Марцелла. Рим. Источник изображения: www.forrestclub-travel.ru В «Римском доме» роль руины играет колоннада круглого двора, будто обросшая не одним, а целой системой домов. Сложность задачи состояла в том, что на Казачий переулок мне нужно было вывести четырехэтажную структуру, а в глубине она вырастала до семи этажей. Я решил это ступенчатым подъемом, для которого был придумана серия специальных ордерных шагов с переходом от древнеримской к ренессансной темам. Это мой вклад в ступенчатый ордер, над которым работали Браманте и Виньола. Чтобы круглый двор, обращенный на юг, не превратился в темный колодец, он был раскрыт срезом. Круг, спускаясь, делает двор светлым и дает совершенно неожиданные, острые ракурсы. Мне нравится, что в этом нет жесткой законченности, свойственной, к примеру, сталинской архитектуре. А с художественной точки зрения я просто стремился создать дом, который хотелось бы рисовать. И действительно студенты МАрхИ приходят, рисуют. То есть, мне нравится ставить чрезвычайно сложные задачи и решать их в духе классики. Двор «Римского дома» Жилой комплекс на улице Маршала Рыбалко в Москве, 2006. – Получается, что в «Римском доме», а далее и в других проектах – в доме на улице Маршала Рыбалко, «Итальянском квартале» на Долгоруковской – Вы воссоздаете образ того самого старого города, в который люди сбегают гулять и отдыхать душой из спальных районов. Вероятно, отчасти этим объясняется коммерческий успех классики, о котором пишут авторитетные критики. – И этим тоже. И еще тем психологически комфортным ощущением устойчивости, долговечности, которое исходит от качественных классических домов. Они всем видом внушают уверенность в том, что в них вы будете жить долго и счастливо, и ваши внуки тоже. Что эти дома простоят не меньше, чем простояли многие другие классические здания, признанные памятниками. И такое странное и зыбкое понятие, как красота, о котором мы говорили, в данном контексте обретает серьезный экономический вес. Источник